— О, это же бар! — ткнул Антон в вывеску, когда мы вышли из кольца оранжереи. — Настоящий, космический! Давай зайдем?
Я пожал плечами. Почему бы и нет? Время еще есть. Как раз, посидим полчаса и пойдем на погрузку.
Ребята уже подошли к стойке и стояли, разглядывая меню. Бар был автоматическим. Я выбрал себе ирландский кофе: эспрессо, сливки, сахар и виски. Антон, недолго думая, заказал джин-тоник. Через пару минут из стойки выдвинулись наши напитки. Бар выдал их в стилизованных под стаканы герметичных контейнерах. Взяв из лотка трубку, я аккуратно проткнул свой «стакан» и стал потягивать прохладную смесь. Антон, покрутив трубку в руках, сделал так же. А Ваня, все стоял, копаясь в меню.
— Ты его наизусть, что ли, учишь? — поторопил Ивана Антон. — Закажи уже что-нибудь.
— Хочется чего-нибудь необычного, — протянул Ваня. — А тут, либо как на Земле, либо я не знаю, что это. Вот, например, «Особый старательский». Звучит интересно, а состава нет.
Я фыркнул.
— Это же классика. Помнишь, у Шекли?
— Шекли читал, — нахмурился Ваня. — «Обмен разумов», «Верный вопрос»… Но про «Старательский» не помню.
— Тогда возьми, точно удивишься. И сразу закажи что-нибудь попроще. Апероль или «Куба либре». Вдруг, не зайдет.
Чуя подвох, Иван недоверчиво покосился на меня, но заказ сделал.
«Особый старательский» выехал в эффектном контейнере, похожем на древнюю медную чашу. Оглядев его со всех сторон, Иван проткнул трубочкой верх и осторожно сделал глоток. Настороженность на его лице сменилась сначала удивлением, а потом недоумением. Втянув напиток еще раз, Ваня возмущенно повернулся ко мне.
— Это же простая вода!
— Конечно. За что, по-твоему, затерявшийся в пустыне старатель готов отдать все богатства мира? За глоток чистой воды. Вот, это она. Настоящая, с Земли. Не синтезированная и не ректифицированная.
Иван посмотрел на свое приобретение более уважительно. Но допивать не стал, переключился на «Куба либре». Соскучиться по земной воде, он еще не успел.
До корабля мы добрались без приключений. Убедились, что все наши контейнеры уже расставлены в грузовом отсеке межпланетника и разошлись по каютам. Перед стартом капитан по громкой связи попросил всех занять свои места и пристегнуться. Улыбнувшись знакомой фразе, я забрался в кресло, потянул лямки, щелкнул замком и включил обзорный экран.
Вскоре корабль с легким толчком отстыковался от фермы. Терминал начал отдаляться. Сначала плавно — мы отходили от него на маневровых, потом все быстрее — включился основной двигатель. Вместе с тягой постепенно нарастала сила тяжести. К моменту, когда звуковой сигнал разрешил отстегнуть ремни, набралась комфортная половина земной.
Спрыгнув на пол, я потянулся, хрустнув затекшими суставами. Хотел было пройтись по кораблю, оглядеться, заглянуть в обсерваторию. Но вместо этого завалился на узкую койку и нашел в коммуникаторе папку с записями по нашему эксперименту. Лежал, пролистывая файлы, а мысли были совсем о другом.
Я ведь доживу до четвертой звездной. Что мне тогда делать? Присматривать за ними? Могу ли я показываться им на глаза? Коломойцев приезжал и в резервацию, и в институт Эванса. И с Алексеем неоднократно встречался лично. Я должен буду делать так же? Или мне лучше затаиться, пустив все на самотек? Вообще интересно, могу я тут что-нибудь изменить, или как злополучный шарик в желобе буду вынужден пройти через те же точки? Спросить-то не у кого.
Алексея я могу взять за ручку хоть сейчас и уверенно провести по всей линии жизни. Он даже себе не представляет, какие силы будут оберегать его. Да что он, я сам пока плохо себе это представляю.
Чтобы картинка не гасла, я бесцельно водил пальцем по формулам, пока не замер на одной из них. Вот он, наш сверхсвет. А что дальше? Покажем, что так можно перемещать и крупные предметы. Потом соберем первый опытный образец корабля, которым будем управлять с Земли. Если все пойдет штатно, то затем отправим на сверхсвете… тараканов? Они самые живучие. Собачку. А потом дойдет очередь и до человека.
Летная академия — до двадцати пяти лет.
Я больно закусил губу. Документов, подтверждающих летный стаж, у меня нет. Академиев тоже не кончал. В этом времени. К военной службе отношения не имею. И годков мне уже аж сорок два. Со всех сторон нулевой шанс попасть в испытатели. Кому же повезет сделать первый полет на межзвездном?
В дверь постучали.
— Заходи, кто такой вежливый, — крикнул я, спуская ноги с койки.
Ввалились Иван с Антоном. Ваня сразу выцепил взглядом формулы, а Антон витал в облаках.
— Как же это здорово — вот так запросто летать в космосе, — задумчиво протянул он. — Даже не верится, что это не кино и не сон, все происходит с нами на самом деле.
— Ну к черту, я первый и последний раз, — охладил его Иван. — Здесь еще ничего, а в челноке просто кошмар. Перегрузки, шум. Даже наушники с шумоподавлением не спасали.
— Пойдем в обсерваторию? — предложил я.
Это единственное место на корабле, где на космос можно было посмотреть через настоящие иллюминаторы. Во время перелета виды однообразные: только звезды и уменьшающееся с каждым днем Солнце. А сейчас еще недалеко от Земли, это пропускать не стоит.
— Нам разве можно шляться вот так, везде, где захотим? — уточнил Антон.
— Не везде, но можно.
Я захлопнул формулы и решительно шагнул в дверь.
О допуске в обсерваторию я договорился аж на уровне космического управления. Нес какую-то чушь о сопоставлении расчетных коэффициентов с визуальными наблюдениями. Чудом никто не вывел на чистую воду. Но еще до старта с терминала коды доступа капитан мне выдал.
Обсерваторию мы нашли без труда. Она находилась в самом носу корабля, так что заблудиться было сложно. Набрав код, я убрал с панорамных окон защитные панели.
Мы выходили на основную траекторию. Залитая солнечным светом Земля висела по правую руку от входа, постепенно смещаясь к корме.
— Останусь тут до конца пути, — выдохнул Антон, садясь на пол. — Нет, вообще на всю жизнь.
Иван молча плюхнулся рядом, а остался стоять у входа. Так лучше видно всю панораму.
Корабль разворачивался. Земля уплывала назад, и перед нами раскрывалась черная бездна, усыпанная мелкими огоньками звезд.
* * *
Спустя первую неделю экспериментов, мозги у меня буквально взрывались. Естественно, несмотря на все наши модели, расчеты коэффициентов и проведенную на Земле подготовку, эксперименты не дали ожидаемый результат ни с первого раза, ни со второго.
Сначала гайка просто отказывалась исчезать. Не сказать чтобы это нас сильно удивило или расстроило. Все-таки теория теорией, но опыта перемещения крупных объектов у нас не было. На Земле мы успели поэкспериментировать с органическими молекулами, но ничего, что можно было бы потрогать руками, пока перемещать не пробовали. Было бы даже странно, если бы сразу все получилось. Невозможно все учесть и сделать идеально.
С первыми проблемами мы справились довольно быстро. Я исправил несколько ошибок в расчете усредненного импульса, Антон подкорректировал конфигурацию излучателей. Так что на третий день, после начала экспериментов, из пусковой камеры гайка исчезла. Вот только дроны, ожидающие ее появления в десяти километрах от станции, никаких следов металла не нашли. Хотя добросовестно прочесали все пространство в радиусе двух километров от целевой точки. Даже если бы при перемещении гайка распылилась на атомы, спектрометры дронов засекли бы рост концентрации вещества в контролируемой области. Но по их данным, пространство оставалось таким же чистым, каким было до нажатия на кнопку «Запуск». И сколько бы мы ни повторяли эксперимент, результат не менялся. Одна за другой гайки исчезали, не появляясь нигде в обозримом пространстве.
Я раз за разом проверял каждый шаг в своих расчетах. Иногда даже вручную, так как уже не доверял ни компьютерам, ни коллегам. А в перерывах между расчетами шатался по станции. Впечатление она производила сильное. Ее использовали для всяких «опасных» экспериментов, и это были не пустые слова. Залатанные переборки, выжженные секции, места с повышенным радиационным и химически-опасным фоном. Некоторые из таких мест были закрыты дополнительными переборками или огорожены предупреждающими лентами, а перед входом стояли шкафы с защитной одеждой.
